Четыре месяца в СИЗО — такое решение принял Басманный суд по пяти фигурантам «болотного дела». Июль, август, сентябрь, октябрь. Студент-очкарик Ярослав Белоусов, нервно улыбающийся из-за прутьев клетки, растерянный молодой учёный Фёдор Бахов, суровый культурист Максим Лузянин, Андрей Барабанов, который до ареста занимался тем, что плел дреды и гонял по Москве на скутере, контуженный в армии тихий Михаил Косенко — одного за другим судьи Басманного суда «закрыли» их на четыре месяца. Разом. Не долго думая и не особенно слушая, что там говорят защитники про судебный контроль.
Формально уголовно-процессуальный закон не нарушен — по УПК можно отправлять за решетку хоть на полгода. Но на практике даже по серийным и заказным убийствам арест принято продлевать на два месяца, потом еще на два и так далее — хоть до двух лет, если тяжесть преступления и сложность расследования позволяют. И у этой формальной, казалось бы, процедуры (сходите как-нибудь на заседание Басманного суда) есть вполне себе практический смысл.
Судья и прокурор должны видеть человека хотя бы раз в два месяца. Это единственный способ убедиться, что в СИЗО с ним ничего страшного не произошло. Что он не ослеп, не лишился почек, у него не отнялись ноги.
Что может произойти с человеком (которого, я напомню, еще не осудили, не доказали, что он виновен) за четыре месяца в СИЗО, хорошо известно. Юрист Hermitage Capital Сергей Магнитский в июле 2009 года пожаловался на боли в животе и прошел обследование в больнице изолятора. Нашли камни в почках, но вместо лечения перевели из «Матросской Тишины» в «Бутырку». В августе боли усилились, но следователь Олег Сильченко решил, что повторное обследование арестанту не нужно. К сентябрю Магнитский написал Сильченко пятьдесят три жалобы и просил хотя бы давать ему горячую воду в камеру. В октябре его ненадолго положили в больницу в «Бутырке», но быстро выписали. В ноябре опять перевели в «Матроску», где он умер после одного из страшных болевых приступов. Август, сентябрь, октябрь, ноябрь.
Президент компании ООО «Китэлитнедвижимость» Вера Трифонова в январе 2010 года попала в больницу СИЗО «Матросская Тишина». К концу месяца 53-летняя женщина, которая тридцать дней назад ни на что не жаловалась, из-за осложнений сахарного диабета уже не могла ходить — только ездить на инвалидной коляске, стремительно слепла и еле дышала — одно легкое перестало работать. В феврале она уже не могла жить без постоянного гемодиализа. В марте уцелевшее легкое Трифоновой стало наполняться жидкостью, и появилась угроза задохнуться во сне. Тюремные врачи посоветовали спать стоя. В апреле — через четыре месяца — Вера Трифонова умерла в «Матросской Тишине». Январь, февраль, март, апрель.
Вице-президент ЮКОСа Василий Алексанян к июню 2007-го уже второй год сидел в СИЗО. Страшный диагноз ВИЧ ему тогда уже поставили, постепенно ухудшалось зрение. Из-за холода и сырости в камере у Алексаняна постоянно болела голова, распухли лимфоузлы. Через месяц адвокатам удалось добиться обследования, и у Алексаняна нашли опухоль в печени. Химиотерапию ему не назначали до сентября — еще два месяца. К октябрю Василия Алексаняна лихорадило постоянно, при температуре 38, не спадающей месяц, он мог только лежать, мучаясь от судорог, а не читать материалы дела. Иммунитет упал до четырех процентов от нормы. За те самые четыре месяца в СИЗО. Июль, август, сентябрь, октябрь.
Вряд ли судьи Басманного суда Наталья Мушникова, Артур Карпов и Наталья Дударь не знают этих историй. Скорее всего, могут и своих рассказать, не известных широкой общественности. Но, тем не менее, не перечат следователям и отправляют обвиняемых по делу Болотной на четыре месяца в СИЗО, не особенно заботясь, что там будет со зрением Белоусова, у которого и сейчас близорукость минус пять и минус девять, или с вялотекущей шизофренией Косенко.
Не потому ли, что Алексаняна, Трифонову, Магнитского или, например, предпринимателя Сергея Калинина, которого судили прямо на носилках (клали рядом с решеткой на пол в зале Симоновского суда), судьи видели каждые два месяца, а то и чаще. Но это не помешало им продлевать аресты на два месяца, а потом еще на два и так далее, недолго думая и не особенно слушая, что там говорят защитники и о чем просят умирающие обвиняемые.
А главное, потому что сейчас судья Ирина Орешкина, которая отказывалась переводить Василия Алексаняна в стационар из СИЗО, продолжает работать в Симоновском суде. А Алексей Криворучко, которого Сергей Магнитский умолял о залоге, служит все там же, в Тверском.
Даже Ольга Макарова из Одинцовского суда, которая после смерти Веры Трифоновой все-таки отправилась в отставку, получила ее по собственному желанию с сохранением всех привилегий, включая неприкосновенность и пожизненное содержание.
Правда, потом по требованию председателя Верховного суда Вячеслава Лебедева формулировку «по собственному желанию» изменили на «досрочно», что привилегий Макарову лишило, но требования родственников Трифоновой завести на судью уголовное дело услышаны не были.
Ну а при такой степени ответственности «судебный контроль» звучит для судей примерно так же громко, как любая другая хорошая цитата из Уголовно-процессуального кодекса. Такая, например: «При избрании меры пресечения в виде заключения под стражу в постановлении судьи должны быть указаны конкретные, фактические обстоятельства, на основании которых судья принял такое решение». Так что два месяца, четыре — какая, в сущности, разница.
А вместо вывода хочется всем пожелать доброго здоровьица.
Елена Шмараева, Газета.ру